Конармия[Часть первая] - Александр Листовский

Получив дополнительные указания на то, как действовать после захвата укреплений, Тюленев направился к бригаде, уже выведенной из боя и подтянутой к лесу.

Спустя некоторое время командир дивизиона Шаповалов развернул батареи на огневой позиции.

Он произвел уже несколько пристрелочных выстрелов по окопам противника, когда позади него послышался тяжелый конский топот. У опушки показались вороные запряжки артиллерийских лошадей. Впереди, важно подбоченясь, ехал совсем молодой белокурый паренек. Он приблизился к Шаповалову и, не слезая с коня, доложил, что четвертая батарея шестого конартдива прибыла к нему в подкрепление.

— А где командир батареи? — спросил Шаповалов.

— Раненый он, — сказал паренек, взглядывая на Шаповалова быстрыми глазами с таким видом, словно считал подобный вопрос совершенно излишним.

— А военком?

— Только сейчас поранили.

— Так кто же командует батареей?

— Кто? Я и командую.

— Ты?! — по широкому смешливому лицу Шаповалова прошло удивленное выражение. — Так сколько тебе лет?

— Сколько нужно. И это не твоя печаль, — сказал паренек, всем своим видом показывая, что он решительно не расположен шутить.

— Правильно рассуждаешь, — подтвердил Шаповалов, пряча улыбку. — А кто ты по должности?

— Орнач. Орудийный начальник. Семенов моя фамилия.

— А стрелять можешь?

— Могу.

— И с закрытой позиции?

— Как хочешь могу. И нечего спрашивать.

«Иш ты! — подумал Шаповалов. — Тоже мне, молод, а зубастый».

— Ты не гляди, что я такой, — сказал Семенов, словно прочел его мысли. — Мне уже… девятнадцатый год… Я только на вид такой. Еще не вырос.

— Ну ладно, товарищ Семенов. Ты, дружок, ставь, батарею вот тут, — Шаповалов показал на скрытую кустами опушку. — Будем бить прямой наводкой. Понимаешь, нет? Я уж пристрелялся и дам тебе данные.

— А куда будем бить?

— Смотри. Вон правее моста что-то чернеется. Видишь? Это укрепления. Там паны сидят. Будем крыть их беглым огнем. А как наши выбьют их конной атакой, так мы на то самое место встанем и будем прикрывать переправу со стороны леса. Понимаешь, нет? Задача наша очень серьезная. Огонь по красной ракете. Понятно?

— Все понятно. Так я поеду?

— Езжайте…

Оставив Семенова, Шаповалов направился к своей батарее.

На всем фронте стояло тревожное затишье. Туман расходился. Среди туч показалось уже высоко стоящее солнце. Сноп золотистых лучей упал на полянку с редкими черными пнями, за которой среди кустов укрылись батарейные передки.

«А денек-то будет горячий», — подумал Шаповалов, глядя на толкущуюся столбом мошкару и невольно ловя себя на мысли, что подумал иносказательно, — день действительно обещал быть горячим.

В небе послышался гул самолетов. Появившись из-за леса, они пролетели вдоль реки и скрылись за облаком. И как раз в эту минуту в небо взлетела красная ракета. Шаповалов подал команду. Но еще раньше, чем она была принята, на батарее Семенова ударили пушки.

«Серьезный паренек!» — подумал Шаповалов, видя, как около моста стали рваться снаряды.

На гати появились первые всадники. До них было не более трехсот шагов, и остроглазый Шаповалов узнавал среди них многих знакомых. Вот промчался Черевиченко, потомок славных запорожцев, деды которого, как и многих других, в стародавние времена рубились в жестоких схватках с ясновельможной шляхтой, турками и татарами под знаменами Наливайко, Дорошенко и Богдана Хмельницкого… А вот за черноглазым Индыком пронесся толстый Ручка с такими усами, что их можно было закладывать за уши, тоже славный казак, за животом которого, как говорили бойцы, можно было укрыться от огня целому взводу. Вслед ему летел как на крыльях взводный Дубак. Но не успел Шаповалов хорошо разглядеть старого друга, как лошадь взводного на всем скаку шарахнулась и вместе со всадником свалилась в болото…

Продолжая вести беглый огонь, Шаповалов то и дело бросал взгляды на гать. Теперь она была покрыта сплошной вереницей скачущих всадников. Они по три в ряд появлялись из леса и мчались почти на хвосте друг у друга. Несмотря на сильный артиллерийский обстрел, противник все же открыл пулеметный огонь, и Шаповалов с замирающим сердцем видел, как головной эскадрон нес потери. Взвивались на дыбы и падали лошади. Взмахивая руками, бойцы валились на гать и в болото, но задние прыгали через упавших и продолжали мчаться вперед…

Пулеметный огонь внезапно смолк, и Шаповалов понял, что наши достигли укреплений. Он не ошибся. Над мостом взвились две зеленые ракеты. Обе батареи быстро взялись на передки и рысью двинулись к гати. Но на нее уже хлынул обоз. Обозные лошади скакали тяжелым галопом. Мотая с боку на бок горбами, с диким ревом неуклюже бежали верблюды. Ездовые секли их плетьми.

— Эй, друг! Эй, с верблюдом!.. — загремел Шаповалов на ездового походной кухни, махая рукой и шпоря упирающуюся лошадь. — Стой! Подожди! Дай батарее пройти!

— Да куда тут! — огрызнулся ездовой, не снимая палки со спины верблюда.

— Вали, вали! Не задерживай!

— Ходу! Ходу, братва! — кричали обозные.

Задние повозки напирали, и казалось, никакая сила не сможет сдержать эту кричащую на разные голоса, бесконечную, шумную массу…

Наконец обе батареи вклинились в колонну и пустились по гати. Под тяжелыми колесами пушек захлопали сгнившие жерди разбитой дороги. Между ними брызгала грязь. Лошади оступались, проваливались сквозь развороченный хворост и, на ходу выдергивая ноги, продолжали бежать.

Вправо над лесом тремя точками показались самолеты. Они быстро увеличивались в размерах, поблескивая бронированными снизу фюзеляжами. Шаповалову уже приходилось иметь дело с ними, и теперь, слыша, как навстречу им загремели залпы двух эскадронов, прикрывавших захваченные у моста укрепления, он подумал, что ружейная стрельба все равно будет бесцельной.

Самолеты снизились и, сделав широкий круг, полетели над гатью. Взрыв рванул воздух. Закричали ездовые. Обоз остановился. Но уже спешивались и бежали вперед батарейные разведчики. Они сбрасывали разбитые повозки в болото, рубили постромки и освобождали лошадей. Некоторые тут же мостили разбитую гать. Шаповалов выбрался в голову колонны, когда разведчики сваливали с дороги раненную осколками лошадь, которая, сверкая подковой на судорожно вздрагивающей задней ноге, медленно скрывалась в трясине.

Батареи тронули рысью. До моста оставалось с сотню шагов, но тут справа и несколько позади защелкали выстрелы.

— Галопом! — скомандовал Шаповалов, видя, как впереди него начали падать люди. — Вправо с дороги!

Орудия съезжали одно за другим к сухой лужайке. Там, лежа в траве, вели ружейный огонь бойцы эскадрона Черевиченко. Сам он стоял у копны сена и из-под руки, с надетой на нее плетью, смотрел в сторону опушки.

— Ну что там видно? — спросил Шаповалов.

— А черт их разберет! Они ж в кустах сидят, — отвечал Черевиченко, хмуря бритое лицо. — А ну, гляди, гляди! Уланы!

— Где?

— А вон по-над лесом.

Шаповалов увидел, как среди редких деревьев замелькали всадники на серых лошадях. Они быстро спешивались и разбегались в стороны.

Шаповалов оглянулся посмотреть, что делалось на батарее. Номера сноровисто снимали орудия с передков и выкатывали их на огневую позицию. Лошадей ставили тут же за копнами сена: другого укрытия не было.

— Эй, командир батареи! — крикнул Шаповалов Семенову, который вместе с бойцами, взявшись за колесо, вытаскивал загрузшую пушку. — Давай! Давай, брат, скорей!

— Сейчас… Подожди немного, — хрипло сказал Семенов. — А ну поддай, братцы!.. — «Братцы», каждый почти вдвое старше своего командира, дружно подхватили орудие и выкатили его на лужайку.

Со стороны леса послышались пулеметные очереди. Все чаще и чаще защелкали ружейные выстрелы. Шаповалов подал команду. Батареи ударили беглым огнем. Вдоль опушки поднялись столбы черного дыма. Там вместе с разрывами снарядов взлетали и, словно нехотя, медленно падали срезанные осколками вершины деревьев. Шаповалов не отрывал глаз от цели. В промежутках между выстрелами до него долетал бойкий голос Семенова:

— Огонь!.. Огонь!.. Огонь!..

Раздававшиеся в эту минуту надрывный вой самолетов и звуки рвавшихся бомб не сразу дошли до его сознания. Все его внимание было сосредоточено на полном поражении уже замолкнувшей цели, и он продолжал вести стрельбу, пока кто-то громко и уже в третий раз не окликнул его. Он оглянулся и увидел знакомое лицо связного бойца, но не сразу понял, что тот ему говорит. Боец передавал, что прорыв расширен и остальные дивизии переправляются выше по реке. Ему надлежало по прохождении моста Особой бригадой сниматься с позиции и присоединяться к колонне.